1. ВЗГЛЯД НА СОВРЕМЕННЫЙ БИЗНЕС

1.1. Диссонанс теории и практики

Любой, кто серьезно занимается бизнесом, обязательно видит существенную разницу между теоретическими построениями учебников и пособий и реальной практикой ведения дел. Немногие руководители могут похвастаться, что удачно применили стандартную схему, и не у всех из них дела обстоят так хорошо, как они об этом говорят.

Среди причин диссонанса обычно называются следующие:
-теория представляет собой идеальные модели, обобщающие и систематизирующие основные факторы деятельности, но не учитывающие все факторы;
-теория всегда отстает от практики, поскольку основана на предыдущем опыте деятельности, а время меняет и технологии, и культуру, и политику;
-теории управления разработаны для западного развитого рынка и определенного экономического уровня, в основном для предприятий, прошедших уже этапы выживания и экстенсивного роста.

Современный российский бизнес сегодня имеет достаточно мало общего с «классическим», описанным в доступной у нас американской переводной литературе. "Их" учебники по менеджменту пестрят примерами, где начинающие предприниматели, угадав моду рынка или максимально учитывая запросы потребителей, за 3-5 лет создавали фирмы, входящие в первую тысячу самых процветающих корпораций мира. Если такие фирмы и существуют сегодня в России (за 7-8 лет перестройки), то они настолько глубоко находятся в тени, что о них неизвестно даже здесь, а не то, что в мире.

Под бизнесом в «классике» понимается, прежде всего, производство, на которое, в принципе, и должна бы опираться экономика. Есть производство и в России. Заводы, ориентированные при социализме на плановую экономику и выпускавшие в ту эпоху процентов на 50 неконкурентоспособную продукцию (благо, не с кем было конкурировать) и процентов на 45 – продукцию оборонную, в современную эпоху извилистого продвижения к рынку потеряли все ориентиры и почти не приобрели возможностей. Исключением можно считать сырьевые отрасли, которые широко используют единственное конкурентное преимущество – демпинговые цены – для обработки зарубежных рынков. Причем и это относительное «процветание» обеспечивается задержкой далеко не высоких заработных плат и невыплатой налогов в бюджет.

Средний завод выглядит сегодня примерно таким образом: оборудование устаревшее, по большей части простаивает; часть складов и офисных помещений сдана; рабочих раз в 5-10 меньше, чем в «лучшие времена», основной контингент предпенсионного возраста; управленческий аппарат в 3-5 раз больше, чем несколько лет назад; ремонт, переоборудование и строительство новых цехов помнят только «старожилы»; завод должен бюджету и своим работникам.

Чтобы картина не была столь пессимистичной, опишем и завод из «высшей» категории: выпускается продукция, пользующаяся спросом у конечного потребителя, готового платить деньги (если есть); «заморожены» только некоторые цеха, предпринимаются попытки установки в ограниченных масштабах нового оборудования (разумеется, в кредит); зарплата и налоги выплачиваются почти регулярно; товарообмен идет, в основном, по бартеру, хотя есть и тенденция к сдвигу в сторону денежных расчетов.

Производство сегодня нельзя назвать главной частью российской экономики. Хотя перекачка сырья на запад и обеспечивает платежеспособность страны в закупке импорта, наиболее быстрыми темпами развивается у нас торговля и сфера услуг. Именно торговля, используя стратегию вертикального роста (или, другими словами, все возможности снижения издержек и обеспечения надежности собственного бизнеса), берет под контроль производство вначале по схемам давальческого сырья, а затем и приобретением в собственность.

Теории и модели управления востребованы сегодня именно этой частью бизнеса, поскольку становится ясно, что только здравый смысл и опыт предыдущей деятельности не обеспечивают еще скорости продвижения, к знанию пройденных дорог неплохо бы добавить карту впередилежащей местности. Тут-то и наступает главное разочарование: оказывается, взять и просто применить «это» нельзя.

Здесь можно занять несколько позиций.

Во-первых, можно решить, что теории разработаны «там» и «для них» и поэтому практической пользы «здесь» принести не могут. Это простое решение. Но надо сказать, что «там» и «для них» применение теорий тоже не столь успешно, как это принято представлять. Если внимательно читать те же пособия и биографии ведущих менеджеров, видим, что на каждый положительный пример внедрения теоретических моделей в практику деятельности приходится, по крайней мере, несколько провалов, не менее эффектных. При всей разработанности теорий на западе, западные фирмы проваливаются с проектами на чужих и собственных рынках ничуть не реже российских, несмотря на обычно лучшую ресурсообеспеченность. "Законы" Мэрфи и Паркинсона появились на западе не случайно.

Во-вторых, можно решить, что теория – это декларация о благих намерениях ведения бизнеса, нечто вроде моральной установки «поступай так», в которую жизнь вносит суровые коррективы. Новички со свежим бизнес-образованием приходят в практику, начиненные теорией, максимализмом и универсальными рецептами, бросаются «лбом на стену» и после одной-двух перевязок останавливаются на «нормальном» уровне сложившихся взаимодействий. Однако именно им удается, хотя и крайне редко, «пробить стену» и вывести фирму на новые рубежи. (Обычно их задор на этом испаряется, и они сами готовы встать новой стеной против любых «теоретических» перемен).

В-третьих, можно подойти к делу с «прагматической» точки зрения и взять от теории только то, что понравилось. Гораздо легче лечить симптомы, чем проблемы (лечить, не вылечить), гораздо проще внедрять что приятно. Можно написать миссию фирмы и должностные инструкции для персонала, приобщившись к мировой практике, повесить все в рамочку и заняться, наконец, проблемой постоянного роста затрат и снижения доли рынка. Как показывает практика, такой подход чрезвычайно широко распространен. Атрибуты и ритуалы теоретических моделей можно встретить чуть ли не в каждой первой фирме, безразлично, отечественной или западной. Природа человека такова, что внешние признаки благополучия котируются у него часто выше, чем суть.

Можно описать еще несколько популярных решений, но лучше будет выразить свое мнение по вопросу взаимоотношений теории и практики в современном российском бизнесе. И начнем мы это с иллюстрации мнений «западных».

В марте 1998 года в конференции консультантов misc.business.consulting в Интернет разгорелась дискуссия о пользе опыта и образования, теории и практики. Стороны разделились на два больших лагеря: сторонников базового образования и приоритета теории, и сторонников практического опыта и здравого смысла. Первые взяли на вооружение известный в научной среде афоризм «Нет ничего практичнее хорошей теории», вторые – «закон» Букера (из сборника «Законов Мэрфи») «Даже маленькая практика стоит большой теории».

Первые вопрошали, не считают ли вторые рискованным сажать за руль человека, не знакомого с правилами дорожного движения. Вторые отвечали, что они не настолько безрассудны, чтобы ехать с водителем, который знает только правила, но не разу не трогал машину с места.

Первые говорили, что не будь теории, практикам пришлось бы заново изобретать простые решения. Вторые отвечали, что теорию пишут практики, найдя эти решения опытным путем.

Приведя многочисленные доводы в поддержку своих позиций, стороны сошлись на полезности как теории, так и практики, доказав попутно простую истину, что в большинстве споров и спорить не о чем.

Итак, что можно сказать о теории и практике в российском бизнесе?

Теория полезна системностью подхода, многоаспектной проработкой моделей деятельности, учетом разнообразных существенных факторов. Системный подход – это фактически все, что может дать голая теория, но и это уже немало.

Практическую же пользу приносит внедрение теоретических положений с их адаптацией к культуре, менталитету, экономике, политике, обязательной привязкой к конкретной ситуации на конкретном предприятии.

1.2. Два типа стратегий

Из всего разнообразия стратегий российских предприятий на рынке можно выделить два типа, диаметрально противоположных по целям и основным методам реализации, и все же смыкающихся. Назовем их «Первоначальное накопление капитала» и «Стратегия долгосрочного присутствия». Трудно сказать, в каком процентном отношении разделились приверженцы этих стратегий, известно лишь, что и тех, и других достаточно много. Поскольку нас интересуют фундаментальные связи, попробуем рассмотреть крайние варианты этих стратегий.

Стратегия первоначального накопления капитала:

Нацелена на получение максимума прибыли «сегодня», причем почти любыми способами.

В арсенале наиболее действенных средств: доступ к бюджетным ресурсам в том или ином виде; манипуляции с НДС; реструктуризация долгов с «выкачиванием» ресурсов из промышленных предприятий; прямые неплатежи по обязательствам.

Вся «прибыль» переводится за границу и оседает в банках. Инвестиции в российскую экономику не предусмотрены, за исключением схем «купить-вычистить-продать».

Стратегия долгосрочного присутствия:

Нацелена на стабильный рост бизнеса в определенных направлениях или в определенном стиле.

В арсенале наиболее действенных средств: создание конкурентных преимуществ, неважно, каким способом; выполнение платежных обязательств.

Прибыль частично реинвестируется в собственный бизнес, частично (после краха ГКО) переводится за границу и оседает в банках.

(Стратегию продажи за рубеж всего, что можно продать, и по любым ценам мы не берем в расчет, т.к. она обусловлена понятной целью получения в будущем все большего количества свеженапечатанных рублей все за ту же долларовую сумму, и типична для всех фирм, которые в состоянии добраться до экспортных ресурсов).

Два крайних варианта рассмотренных стратегий выглядят практически несовместимыми, но только до определенного этапа реализации. В современной экономико-правовой ситуации стратегия первоначального накопления капитала вовсе не так быстро исчерпывает внутренний рынок, как можно было предполагать. Обнаруживается, что вопреки «правовым» ожиданиям, привычный арсенал средств еще можно использовать, хотя и с меньшей эффективностью, а накопленный капитал достаточен для действительно масштабного дела (например, покупки рентабельного завода). Здесь и происходит переориентация на долгосрочные цели, которую вынужденно поддерживает участие накопленного капитала в «производственном» бизнесе. Вдруг возникает необходимость в упорядоченном и эффективном управлении крупным предприятием. Практически, фирма оказывается на этапе начала реализации стратегии долгосрочного присутствия, с капиталом, но без опыта работы на рынке и с отрицательной репутацией.

Если проследить, куда выводит вторая стратегия, можно отметить момент кризиса 98 года, когда крупные фирмы данного толка были поставлены перед дилеммой: сохранить репутацию или деньги. Сберечь то и другое было невозможно, т.к. на относительно развитом рынке дебиторская задолженность исчислялась в рублях со сроками платежа в 2-3 месяца, а кредиторская – в долларах. Мелкие фирмы вообще не имели такой дилеммы, т.к. расплатиться при изменении курса в три раза за три месяца для них не представлялось возможным. (Здесь не берутся в расчет посреднические операции, в которых задействовано едва ли не большинство мелких фирм. В этих операциях валюта дебиторской и кредиторской задолженности если и не совпадает, то лишь по халатности руководителей). Ту часть фирм, которая выбрала деньги, можно считать примкнувшей к стратегии накопления капитала. Остальные оказались на изменившемся рынке с девальвированным опытом и прочной репутацией, но без денег.

Представленная картина, возможно, неприглядна. В таком случае можно сформулировать другими словами. В современном российском бизнесе присутствует два основных типа стратегий – ориентированных на накопление капитала, и ориентированных на долгосрочное присутствие на рынке. Для обоих типов на разных этапах их реализации становятся актуальными вопросы управления сложной структурой и эффективной обработки рынка – вопросы внедрения изменений.

1.3. Менталитет

Российский менталитет приобрел статус универсальной оправдательной причины неудач внедрения «правильных» теорий. Ему действительно нельзя отказать в праве считаться важнейшим фактором бизнеса. Однако это не такой изменчивый фактор, как, например, потребительский рынок или налогооблагаемая база. Менталитет формируется годами, ошибиться в его учете возможно, но для этого его надо просто игнорировать.

Какие же особенности российского менталитета можно считать существенными для бизнеса?

В одном вопросе мы, вероятно, ближе к азиатам, чем к европейцам. Клановость и родственные связи у нас превалируют в делах над соображениями эффективности и целесообразности. Большинство руководителей скорее готовы взять на работу, например, менеджером по рекламе, брата жены шофера, обслуживающего фирму, чем человека с улицы, который «ничем себя не зарекомендовал и неизвестно, что собой представляет». Логичное обоснование, разумеется, есть: за вновь принятого человека в каком-то смысле отвечает работающий в фирме родственник. Тот момент, что профессиональные качества кандидата тоже могут быть важны для планируемой работы, отходит на второй план.

Другая особенность – повальная тенденция считать прибыль сначала в чужом кармане, а потом в своем. Трудно сказать, сколько обоюдовыгодных сделок расстраивается по этой причине. Даже если других вариантов нет и не будет, одна договаривающаяся сторона может, например, не продать, только потому, что другая на этом «слишком много заработает». Есть довольно злая иллюстрация из категории «народной мудрости», гротескно отражающая ту же особенность: говорят, что если у европейца сосед построил дачу – он будет работать больше, чтобы построить такую же; если у нашего человека – он ее спалит.

Менталитет формируется годами, и у нас эти годы пришлись на эпоху двойных стандартов российского социализма. Громкие декларации и «правильные» заявленные цели благополучно сочетались с вполне жизненной практикой, делалось, в сущности, то, что можно было делать, а оформлялось, как того требовала общественная мораль. За эти годы мы потеряли (если она когда нибудь была) свободную инициативу и ориентацию на собственные силы. Гениальный политолог 15 века Никколо Макиавелли писал, что для государств, порабощенных с самого начала, свобода почти невозможна, т.к. они просто не умеют быть свободными. Применительно к нашей ситуации можно сказать, что внутренняя свобода для нас труднодостижима, т.к. почти всю сознательную жизнь «среднего» поколения она подавлялась жизненными обстоятельствами.

В бизнесе этот фактор находит прямое отражение: в большинстве фирм, где владельцы управляют через исполнительных директоров, первые не готовы дать, а вторые не могут взять на себя ответственность даже за оперативные решения.

Иначе обстоит дело с молодым поколением. Его сознательная жизнь пришлась на эпоху переосмысления ценностей и ломки старых поведенческих алгоритмов. С одной стороны, основные императивы уже заданы родителями, с другой – ситуация открывает массу возможностей, для которых нет аппарата оценки. В поисках новых ориентиров происходит обращение к западной культуре, благо, Голливуд всегда рад предоставить «наглядные пособия». Как всегда в таких случаях, первой усваивается атрибутика, а не суть. Легко принимается, что быть богатым – хорошо, но остается за кадром, что для этого надо работать. Формируется стереотип, как должен выглядеть и вести себя богатый человек, но упускается из виду, что демонстративное поведение характерно как раз для стремящихся к богатству, а не достигших его. Тот факт, что 75% американских миллионеров заработали состояние ценой 20-30 лет труда по 12 часов в сутки без выходных, по меньшей мере, не вдохновляет, а потому игнорируется.

В результате мы имеем молодежь, ориентированную на быстрый успех, который измеряется в затратах на предметы роскоши. Если это владельцы предприятий, то первые свободные суммы они инвестируют не в развитие бизнеса, а в обстановку кабинета, если это наемные работники, то первое, что они делают, вступая в бизнес, – оценивают перспективу стремительного карьерного роста в фирме.

Отдельного рассмотрения заслуживает социальная этика бизнеса, которая определяется как ценностями и мировоззрением высшего руководства, так и современной экономической ситуацией. На западе относительно распространены идеи социально ответственного предпринимательства и социально этичного маркетинга. Считается, что организация должна достигать своих целей таким образом, чтобы это шло на пользу обществу. В российском бизнесе высокие идеи не получили заметного распространения. С одной стороны, основная масса предприятий еще не может позволить себе роскошь отвлечься от собственного выживания. С другой, - из полутора десятков категорий ценностей у нас доминируют накопление богатства, власть, признание. Однако привычка к двойной морали в данном случае явно служит общественной пользе: успех и достаток требуют демонстрации определенного стиля поведения, и то, что предприниматели не сделали бы из убеждения, они делают ради имиджа. Благотворительностью мы обязаны скорее PR-кампаниям, чем высокой морали, и это явно видно по результатам: детскому дому в Москве гораздо проще получить в подарок компьютеры, чем в Великих Луках хотя бы продукты. Последний вариант «тянет» на заметку в местной газете, тогда как первый можно «обставить» центральным телевидением.

Перспективы развития социально этичной практики можно оценить как удовлетворительные, если учесть, что она обоснована и чисто прагматическими целями. Пользование богатством в этой стране, нормальная жизнь детей и внуков предусматривают и развитие самой страны (хотя бы для того, чтобы голодный сосед не спалил дачу).

1.4. Криминализация

Если понимать под криминальным деянием организации любое, нарушающее закон, то российский бизнес криминализован сверху донизу. Вряд ли найдется предприятие, которое хотя бы раз в своей деятельности не превысило разрешенную сумму выплат наличными, не задержало на работе сотрудника без дополнительной оплаты, не отнесло бы, наконец, затраты на покупку халата уборщику на себестоимость (по «Положению о составе затрат…» в себестоимость входит только халат уборщицы, уборщик может купить его из прибыли).

Если признать криминальными деяния, нарушающие только некоторые законы, то неплохо бы иметь кодекс, разъясняющий, какие именно законы можно нарушать и каким образом.

Чтобы не доводить рассуждения до абсурда, следует признать, что общество и бизнес живут по определенным правилам, сложившимся из практики предыдущей деятельности и имеющим весьма отдаленное отношение к законам (как и персонал фирм работает далеко не по должностным инструкциям). И правила эти обусловлены в большей степени необходимостью, чем чьим-то желанием.

Явление под название бартер относится как раз к разряду таких правил. С ним знаком и зарубежный менеджмент, мало того, считает его полезной практикой, достойной подражания. Правда, имеется в виду масштаб его использования на уровне юрист – ресторатор (первый дает консультации со скидкой, а второй кормит по себестоимости). У нас же бартер вырос как компенсация неплатежей и благополучно развился до параллельного рынка, охватив все производство.

Одно из основных достоинств бартера – обеспечение непрерывности поставок. Завод может остаться совершенно без средств, задолжать в бюджет, и все же он не остановится, пока может получить сырье за отгруженную продукцию. Деньги в бартерной операции могут не играть никакой роли. Если все банки закроются – для торговых организаций это смерть, а производство будет жить, поскольку доля бартера в движении его активов может достигать 98% (цифра из реального баланса).

Особенность бартера – в «виртуальности» цен на отгружаемую продукцию. Обычно здесь нет прямой связи с «денежной» ценой. Бартерная «виртуальная» может быть как ниже, так и выше рыночной денежной. При исследовании, например, рынка линолеума в России, выяснилось, что отечественный линолеум уступает импортным аналогам по качеству и цене, но, тем не менее, вполне конкурентоспособен. Дело в том, что основной потребитель линолеума – строительные организации, которые приобретают его по бартеру. И зарубежные конкуренты могут сколь угодно биться за маленькую нишу частного потребителя, но никакое качество и скидки не дадут им выйти на широкий рынок, пока они не начнут принимать в уплату кирпич. (Возможно, к положительным качествам бартера стоит причислить еще и защиту отечественного производителя?). Реально в России существует два рынка: товарно-денежный и товарно-товарный, причем последний значительно объемнее.

«Виртуальность» цен приводит, по логике вещей, к двум следствиям. Во-первых, за эскалацию стоимости бартерной продукции в конце концов кто-то должен платить. Если продавать по завышенной «кирпичной» цене линолеум, то дорогой кирпич тоже кто-то должен купить, и вряд ли он купит за деньги. Частично проблему решает конечный потребитель, покупая, допустим, квартиру, построенную из «бартерного» кирпича. А если вспомнить, что те же квартиры (и многое другое) может быть предложено в зачет в бюджет, проблема решается полностью.

Во-вторых, при «виртуальных» ценах возможен только «виртуальный» учет. Бухгалтерский баланс и в «денежных» случаях в большинстве фирм ближе к искусству художника, чем фотографа, а уж не получить в нем нужных цифр при учете многозвенных бартерных цепочек – для этого нужен гениальный бухгалтер.

Еще одно полукриминальное явление – взятки. Полукриминальное потому, что способов дать взятку, не нарушая буквы закона, едва ли не больше, чем незаконных. Если ими мало пользуются – так только из нежелания платить налоги с «премиальных» сумм.

Взятки широко распространены во всем мире (не надо думать, что мы и здесь первые), но цивилизованные страны стараются использовать их вне пределов своих территорий. В Германии, Англии и Франции взятки, вручаемые в другой стране, вычитаются из налогооблагаемых сумм [1] . В США такой же статус имеют суммы, выплаченные за рубежом государственным чиновникам «для ускорения административных действий». В стране-получателе взятка может быть оформлена, например, в виде гонорара за книгу, а единственное неудобство состоит в необходимости уплаты подоходного налога. Учитывая, что западные партнеры с размахом действуют на российском рынке, можно, с одной стороны, порадоваться резервному источнику благосостояния наших граждан, а с другой, привести наши законы в соответствие международным нормам и легализовать дачу взятки за рубежом с вычетом ее из налогооблагаемой базы.

На внутреннем рынке взятки не столь полезны для экономики, но остаются достаточно привлекательными для предпринимателя. Хотя во многих случаях преимущества, предоставляемые ими, иллюзорны. Если вернуться к рассмотренным нами двум типам стратегий, то взятка – инструмент первоначального накопления капитала, но никак не долгосрочного присутствия на рынке. Хотя во многих областях продвижение товаров с помощью взяток давно стало нормой, в других (например, розничной торговле) они практически не применяются. Можно представить, что качество продукции, низкая цена или быстрая доставка в некотором роде тоже взятка потребителю, которая работает лучше «традиционной». Резонно предположить, что при развитии реальных рыночных отношений взятки будут «вымываться» из потребительского сектора и сосредотачиваться в государственном.

Самая яркая иллюстрация жизни по правилам, отличным от законов, – массовая неуплата налогов в российский бюджет. Разработку нового налогового законодательства и воплощение его в жизнь можно считать почти аналогом внедрения изменений в крупной компании. Что-то не работает, что-то дает неожиданный побочный эффект. Воздействие производится экономическими, силовыми методами, пропагандой и вовлечением заинтересованных сторон. Как и в крупной фирме, результат определяется не столько качеством первоначальной разработки, сколько последующим внедрением и корректировкой. (Здесь аналогия кончается, т.к. корректировка в законодательной схеме – несколько более сложный процесс, чем в большинстве фирм).

Если отвлечься от экономической стороны неуплаты налогов (о ней можно сказать, в основном, что неуплата более характерна для стратегии накопления капитала, чем долгосрочного присутствия), то интересен человеческий аспект этой проблемы. Обширная категория участников российского бизнеса несет криминальный риск, не являясь предпринимателями. Финдиректора, главные бухгалтеры, исполнительные директора фирм по «долгу службы» нарушают закон, ставят себя в принципиально уязвимое положение. Эта особенность (равно как и вынужденная «непрозрачность» бюджета, развитость бартерного рынка, и т.д.) должна быть учтена при внедрении классических теоретических моделей.

1.5. Ситуация экономического кризиса

Августовский кризис 98 года можно считать самым заметным событием в истории развития отечественного предпринимательства. Общее отношение к нему практически во всех фирмах можно выразить одним ностальгическим вздохом: «как хорошо все развивалось до кризиса…». В большей степени пострадали предприятия, ориентированные на стратегию долгосрочного присутствия. Для них ситуация изменилась кардинальным образом: выплаты по кредитам зарубежным партнерам приобрели дополнительный вес, а долги российских потребителей обесценились. Для фирм стратегии первоначального накопления капитала принципиальных изменений не произошло, поскольку и раньше они пользовались изменчивой ситуацией для разовых высокоприбыльных операций. Кризис стал всего лишь очередным изменением.

Первое прямое следствие кризиса – резкое падение платежеспособности населения и предприятий, «схлопывание» рынков. Сильнее всего оно ударило по фирмам с неэффективной структурой затрат. Если раньше можно было содержать десяток управленцев на три человека торгового персонала, то сегодня это стало непозволительной роскошью. Большинство организационных структур предприятий неоптимальны, но могли оставаться (и оставались) неизменными в условиях обеспечения минимальной прибыльности. При стабильном рынке сохранение «статуса кво» - приемлемая стратегия, но сегодня мало кто из ее вчерашних сторонников сможет привести аргументы «за».

Изменение рынков обесценило и прежний опыт предпринимателей в области рыночных технологий. Кризис существенно проредил средний класс, скорректировавший свои ценовые предпочтения, изменил соотношение цена/качество в пользу российской продукции против импортной, сдвинул баланс цен между экспортным и «чисто внутренним» сырьем. Маркетинговые стратегии в большинстве фирм были продолжением сложившейся практики, а все, что касалось поведения на рынке, было «и так известно» руководителям и не подлежало проработке. Когда такая необходимость возникла, предпринимателям пришлось решать непростую задачу ориентации в новом экономическом пространстве.

С «глобальной» точки зрения, кризис 98 года может оказаться полезным для экономики страны. Относительная стабильность предыдущего периода была куплена не только привычной перекачкой ресурсов, но и растущей долговой пирамидой, за которую когда-то все равно пришлось бы платить. В общем «стоне» предпринимателей отсутствуют голоса производственников, работающих без «импортных добавок». Необходимость и неизбежность перемен давно была ясна почти каждому «на теоретическом уровне», поэтому приняты они без особого удивления. Другое дело, что изменения, пусть и осуществляемые из самых благих намерений, вовсе не обязательно достигают позитивного результата. Это хорошо известно практикам, и увековечено теоретиками в сентенции "благими намерениями вымощен путь в ад".

Назвать кризис однозначно полезным или вредным для института предпринимательства также нельзя. Можно представить его «очищающей волной», смывшей с рынка неэффективные загнивающие структуры, но, если вспомнить, что фирмы «долгосрочного присутствия» пострадали первыми, эту волну иначе как «цунами» не назовешь. Отрицательные последствия кризиса большинство фирм уже ощутили «на собственной шкуре», поэтому здесь имеет смысл остановиться на некоторых его положительных моментах:

Из любой ситуации, в том числе кризисной, можно и нужно извлекать пользу. В условиях «кризисной» переделки рынков при наличии адекватной стратегии возможно значительное увеличение доли рынка организации. Да, действительно, привычные рыночные технологии могут стать (и становятся) неэффективными. Действительно, меняются приоритетные задачи организаций. Но эта ситуация является общей для всех, а значит, та фирма, которая раньше других отреагировала на изменения, выстроила стратегию и реализует ее, - та фирма получает рыночное преимущество, позволяющее не только удержать «докризисные» позиции, но и упрочить их.

В условиях «эволюционного» изменения рынка в крупных организациях существенную проблему представляет внедрение новых технологий. Принятие нововведений субъективно увеличивает риск персонала, нарушает привычный уклад, негативно влияет на зарплаты (эффективная технология – больше прибыли с меньшими издержками). В условиях кризиса привычный уклад все равно невозможно сохранить, необходимость изменений осознана, рыночная информация востребована. Имеются все предпосылки для результативного внедрения, в том числе достаточная мотивация персонала к освоению новых видов работ и готовность пойти на пересмотр системы заработных плат (т.к. альтернатива еще более неприятна). Сроки внедрения сокращаются.

Следует отметить еще один аспект кризисной ситуации:

Не бывает «плохих времен» для вновь создающегося предприятия. Можно начать на стабильном рынке с миллионным капиталом и обанкротиться, а можно открыться в кризис и победить. Кризис, с его многообразием неудовлетворенных потребностей и изменчивых ситуаций, предоставляет предпринимателю лучшие шансы, чем застой.

1.6. Тенденции и перспективы

В условиях послекризисных изменений (если считать, что пик кризиса уже прошел) достаточно трудно говорить о каких-то устоявшихся тенденциях в бизнесе "вообще". Полезнее рассмотреть потребности, которые рано или поздно будут удовлетворены, поскольку объективно существуют.

На уровне бизнеса в целом можно выделить потребность в «единых правилах игры» для предпринимателей и государства. В исследованиях 97 года, проведенных по заказу крупной финансовой структуры (консультанты О.Дудченко, А.Мытиль), при опросе руководителей малого и среднего бизнеса эта тема не раз поднималась респондентами. Суть высказываний такова, что предпринимателям для успешного развития дела весьма желательна нормальная практика исполнения нормальных законов, на что, впрочем, в то время никто особо не надеялся. Другое отражение той же потребности можно усмотреть в «реверансах» в прессе в сторону "цивилизованного" рынка.

По поводу «нормы» взаимоотношений между бизнесом и государством можно сказать следующее:

Наивным было бы считать, что нормы, прописанные одной стороной, могут вполне удовлетворить другую, при любом качестве проработки вопроса. Исполняемые общие «правила игры» могут появиться либо в результате согласия общества, объединенного всеми признанной целью (что утопично), либо в результате взаимоприемлемых постепенных изменений в практике деятельности и законодательстве, принятие которых зависит как от баланса сил в обществе, так и от экономической целесообразности отдельных решений. В любом случае формирование «правил игры» требует времени. «Норма» отличается от декларации о намерениях тем, что ее исполнение уже успело войти в традицию. С этой точки зрения, для бизнеса более конструктивна политика формирования норм практикой, чем ожидания «нормального» рынка.

Другая потребность общенационального масштаба – подъем отечественного производителя. Эта потребность абсолютно очевидна и не нуждается в аргументации в защиту. Единственная проблема – когда и как. И пять лет назад находились предприниматели, которые ставили на этот шанс, но впоследствии либо прогорели, либо скорректировали цели. Тенденцию роста отечественного производства можно смело предсказывать, если не акцентироваться на сроках.

Если говорить о перспективных тенденциях, обеспеченных неявными на сегодня потребностями, то нельзя не упомянуть развитие технологий, на которых может держаться конкурентоспособное производство. Отечественная наука находится на грани уничтожения, «семенной фонд» съеден, но будет восстановлен в той или иной форме при подъеме экономики.

В области краткосрочных частных тенденций можно констатировать, что рынок развивается в полном согласии с классической теорией: первым осваивается «легкий» бизнес, требующий минимума вложений и имеющий высокую норму прибыли, затем выжившие утверждаются в «трудном» ресурсоемком секторе. Быстрее всего изменяются новые для страны виды бизнеса. Так, например, изменился выездной туризм: имея вначале до 40-50% наценки на затраты, он за какой-нибудь год упал до 10-20%. Фирмы, занимавшиеся дешевым сектором (шоп-турами), какое-то время «отбивали» еще дополнительную прибыль на перевозке и растаможивании багажа. Далее конкуренция еще ужесточилась, что привело к необходимости резкого сокращения затрат и поиска новых целей.

Момент кризиса ускорил выдвижение на рынок производителей товаров, предназначенных для конечного потребителя. Все чаще заводы предпочитают обходиться без посредников, развивая систему региональных складов и занимая нишу оптовой торговли. Естественный сдерживающий фактор этой экспансии – требование широты ассортимента, которое производители не могут выполнить, оставаясь только производственниками. Конкурентный ассортимент предусматривает закупку у нескольких поставщиков, что под силу скорее специализированной торговой фирме.

Тенденция образования холдингов по принципу «узких мест», похоже, сохраняется. Основой становится уникальное по оснащенности или местоположению предприятие в технологической цепочке от заготовки сырья до выпуска конечной продукции. Инициатором «холдингообразования» обычно становится торговое предприятие, имеющее гарантированный сбыт и приобретающее постепенно всю цепочку, начиная с «основы».

Неизвестно, насколько устойчивой можно считать тенденцию внутренней оптимизации предприятий, наметившуюся в условиях кризиса. Большинство фирм вынужденно пересматривают свою политику и стратегии. Как показывает практика, наиболее вероятно «замораживание» впоследствии измененных структур до новых масштабных или локальных кризисов.

[1] М.Мескон, М.Альберт, Ф.Хедоури «Основы менеджмента», Москва, «Дело», 1997 г..

Оглавление